Счастливая Невеста
Спасибо. Да, про барашка - феее

Кровь Новобрачной.
Часть 2.
На следующий день на восходе солнца начинают готовить угощение к свадьбе, в том дворе, где будет проходить торжество. Надо, чтобы все видели, как готовят еду, и оценили набор блюд.

Даже горсть риса, и та должна быть сварена на глазах зрителей, иначе вся деревня потом будет об этом судачить. Полдвора отведено под приготовление еды. Там и мясо, и кускус, овощи, рис, курица, и много сладостей, пирожных, которые моя мать готовит с помощью соседок, потому что одна она никогда не сумела бы приготовить для такого количества гостей.

Готовые блюда выставляются на всеобщее обозрение, а мать с еще одной женщиной идут готовить к торжеству мою сестру. Ее вышитое спереди платье длинное и достает до щиколоток, пуговицы обтянуты тканью. Нура просто великолепна, когда она выходит из комнаты, вся увешанная золотом. Прекрасна, как цветок. На ней браслеты, колье и, главное, первейшая вещь для невесты — диадема! Диадема сделана из золотых монет, нанизанных на ленту, и закреплена вокруг головы. Распущенные волосы Нуры намазаны оливковым маслом, чтобы придать им блеск. Ее усаживают на троне.

Это стол, на котором стоит стул, покрытый белой накидкой. Нура должна забраться наверх, сесть на стул и ждать, пока пожалует ее суженый, а тем временем на нее любуются все остальные. Все женщины толкают друг друга, чтобы пролезть во двор и посмотреть на новобрачную, выражая криками свое одобрение. Мужчины пляшут на улице. Они не смешиваются с женщинами во дворе.

Мы даже не имеем права подойти к окну, чтобы посмотреть, как они пляшут.

В этот момент входит жених. Невеста скромно опускает голову. Пока еще она не имеет права смотреть ему прямо в лицо, а ведь это первая возможность рассмотреть его по-настоящему. Предполагаю, что моя мать должна была сообщить некоторые сведения о женихе, его семье, работе, возрасте... но я не уверена. Возможно, ей просто сказали, что его родители принесли необходимое количество золота.

Мать берет вуаль и надевает ее на голову сестры, а разодетый как принц жених подходит ближе. Нура сидит, целомудренно положив руки на колени и склонив голову под вуалью, чтобы показать свое хорошее воспитание. Ведь это самый ответственный момент в жизни моей сестры.

Я смотрю на них так же, как и другие, и завидую ей. Я всегда завидовала ей, что она старшая, что она может ходить с матерью повсюду, в то время как я могу только горбатиться на конюшне в компании Кайнат. Я завидовала ей, что она покинет дом первой. Каждая девушка хотела бы быть на ее месте в этот день, в прекрасном белом платье, вся украшенная золотом. Она такая красивая.

Единственное, что меня удручает, это то, что Нура без обуви. Для меня босые ноги — это признак нищеты. Я видела на улице женщин, идущих на рынок, и они были обуты. Возможно, из-за того, что мужчины всегда носят обувь, она является для меня символом свободы. В обуви ты можешь идти по дороге, не чувствуя камешков и не натыкаясь на колючки... Нура была босой, а у Хуссейна были очень красивые начищенные ботинки, которыми я просто залюбовалась.

Хуссейн направляется к моей сестре. Для него на высоком столе установлен другой стул, накрытый белой накидкой. Он усаживается, приподнимает белую вуаль, и крики восторга раздаются во дворе. Церемония совершена. Мужчина только что открыл лицо той, которая осталась непорочной для него и которая родит ему сыновей.

Они оба сидят на стульях как два манекена.

Гости пляшут, поют, едят, а эти двое не шевельнутся.

Им приносят поесть, и чтобы они не испачкались, их свадебные наряды прикрывают белой тканью.

Муж не прикасается к своей жене, не целует ее, не берет за руку. Между ними ничего не происходит, никакого жеста, свидетельствующего о любви или нежности. Они являются незыблемым символом супружества и будут изображать его достаточно долго.

Я не знаю ничего об этом человеке, не знаю его возраста, есть ли у него братья и сестры, чем он занимается, где живет со своими родителями. А ведь он из нашей же деревни. У нас не принято брать жен со стороны. И, тем не менее, я тоже вижу этого человека впервые. Мы не знали, хорош он или некрасив, мал или высок, толстый ли, слепой, криворотый или однорукий, безухий или с ушами, большой ли у него нос... Хуссейн оказался очень красивым мужчиной.

Он не очень высок, примерно метр семьдесят, у него курчавые, коротко стриженые волосы, довольно полный. Лицо смуглое, загорелое, упитанное. Нос очень маленький, приплюснутый, с широкими ноздрями. Держится он хорошо. Походка горделивая, и на первый взгляд он не производит впечатления злого человека, но на самом деле может быть и злым. Я это хорошо чувствую, временами он разговаривает очень нервозно.

Чтобы дать понять, что праздник близится к концу и гостям пора расходиться по домам, женщины поют, обращаясь напрямую к мужу, слова песни примерно такие: «Защити меня сейчас. Если ты меня не защитишь, ты не мужчина...» И последняя обязательная песня: «Если ты нам не спляшешь, мы отсюда не уйдем».

Для завершения церемонии необходимо, чтобы новобрачные исполнили танец вдвоем.

Муж велит жене спуститься — на этот раз он прикасается к ней пальцем, она ему принадлежит,— и они танцуют вместе. Некоторые не танцуют, потому что они очень скромные. Но моя сестра много танцевала со своим мужем, и это было великолепное зрелище для всей деревни.

Теперь муж уводит свою жену к себе, и это происходит, когда уже наступила ночь. Его отец предоставляет им дом, если нет, то он не мужчина. Дом Хуссейна недалеко от дома его родителей, в нашей же деревне. Молодые идут туда пешком вдвоем. Мы плачем, глядя, как они уходят. Даже мой брат в слезах. Мы плачем, потому что она нас покидает, мы плачем, потому что не знаем, что с ней произойдет, если она не окажется для своего мужа девственницей. Мы беспокоимся. Надо дождаться того момента, когда муж покажет простыню с балкона или прицепит ее к окну на восходе солнца, чтобы люди официально убедились в наличии крови девственницы. Если свидетелей двое или трое, этого недостаточно. Доказательство может быть спорным, ничего не известно заранее.

Я помню их дом, их двор. Вокруг была стена из цемента и камней. Все были на ногах и ждали. Вдруг появился мой зять с простыней и издал победный клич. Мужчины засвистели, женщины запели, хлопая в ладоши, потому что он показал им простыню. Эта простыня специальная, которую стелют на кровать для первой брачной ночи. Хуссейн прикрепил ее к балкону с помощью белых прищепок с каждой стороны. Свадьба белая, простыня белая, прищепки белые. Кровь красная. Хуссейн приветствует всех взмахом руки и уходит. Это победа.

Кровь барана, кровь девственницы, все время кровь. Я помню, как на каждый праздник Аид (по окончании рамадана) мой отец резал барана. Кровью наполняли целый таз, и в ней мочили тряпку, чтобы вымазать входную дверь и плитки пола. Надо было заходить в дом через выкрашенную кровью дверь и идти по плиткам до самого верха. Меня это делало больной. Всё, что отец убивал, делало меня больной от страха. Когда я была ребенком, меня, как и других, заставляли смотреть, как отец убивает кур, кроликов, баранов. И мы с сестрой были уверены, что он может и нам свернуть шею, как цыпленку, и перерезать горло, как барану. В первый раз я была так напугана, что спряталась в ногах матери, чтобы не видеть, но она заставила меня смотреть. Она хотела, чтобы я видела, как отец убивает, чтобы я стала частью семьи, чтобы я не боялась. Но я всегда боялась, потому что кровь ассоциировалась у меня с отцом.

На следующий день после свадьбы я, как и другие, рассматривала кровь моей сестры на белой простыне. Моя мать плакала, и я тоже. В тот момент много плакали, потому что надо было показать свою радость, приветствовать честь отца, который сохранил свою дочь девственницей. И плакали от облегчения, потому что Нура блестяще выдержала это серьезное испытание. Единственное испытание всей своей жизни. Ей осталось только доказать, что она может родить сына.

Я тоже надеялась на это для себя, и это нормально. И я очень рада, что она вышла замуж: потом настанет и моя очередь. Странно, что в тот момент я совсем не думала о Кайнат, как будто бы моя старшая сестра не принималась в расчет. А ведь раньше надо было выйти замуж ей, а не мне!
Продолжение следует...

Секрет.
Часть 1.
Я вполне осознавала, какому риску подвергала свою жизнь из-за этой любовной истории, начавшейся двадцать пять лет назад в моей родной деревне на западном берегу реки Иордан. Крошечная деревня на территории, оккупированной израильтянами, название которой я все еще не могу открыть. Потому что до сих пор я рискую своей жизнью, даже находясь в тысячах километров оттуда. Там я официально признана умершей, о моем существовании давно забыли, но если бы я вернулась туда сегодня, меня убили бы во второй раз ради чести моей семьи. Таков обычай.

Находясь на террасе собственного дома, поджидая появления мужчины, которого я люблю, я пребывала в смертельной опасности. И, однако же, я думала только об одном: о замужестве.

На дворе весна. Не могу сказать точно, какой месяц, кажется апрель. В моей деревне считают не так, как в Европе. Мы никогда не знаем точный возраст собственных отца или матери, не знаем даты своего рождения. Время отсчитывают в зависимости от рамадана, времени жатвы или сбора инжира. Вся работа начинается с восходом солнца и заканчивается с его закатом, и по солнцу сверяется время в течение дня.

Я думаю, что тогда мне было лет семнадцать. Позже я узнаю, что по бумагам мне уже было девятнадцать. Но я не знала о существовании тех бумаг, и каким образом они были составлены. Возможно, что мать перепутала дату рождения одной дочери с рождением другой в тот момент, когда ее принудили официально оформить мое существование. Я считалась зрелой с появлением месячных, готовой к замужеству по прошествии трех-четырех рамаданов. В день моей свадьбы я уже буду считаться женщиной. Моя собственная мать была еще молодой, но выглядела старухой. Мой отец считался старым, потому что у него уже осталось мало зубов.

Файез был значительно старше меня, но это было как раз хорошо.

Я ожидала надежности с его стороны. Мой брат женился очень рано, взяв женщину своего возраста, и если, к сожалению, она не родит ему сыновей, однажды он будет вынужден взять другую женщину.

Я услышала шаги Файеза на гравийной дорожке. Я вытряхивала свой шерстяной ковер на краю террасы, и он поднял глаза. Он посмотрел на меня, и я знала, что он все понял. Не подав ни малейшего знака, тем, более не произнеся ни слова, он сел в машину и уехал.

Мое первое свидание длилось столько времени, за сколько можно раскусить оливку, но это было незабываемое чувство.

На следующее утро, рискуя еще больше, я сделала вид, что поймала козу, чтобы пройти мимо его дома. Файез мне улыбнулся, и поскольку машина не сразу тронулась с места, я знала, что он видит, как я направилась на луг со своей скотиной. Утром было прохладно, и я воспользовалась случаем, чтобы надеть кофту из красной шерсти, мою единственную новую вещь, застегнутую на пуговицы снизу доверху, до самой шеи, но в которой я выглядела получше.

Если бы я могла сплясать среди своих баранов, я бы сделала это. Мое второе свидание продолжалось еще дольше, потому что, слегка обернувшись на выходе из деревни, я увидела, что машина еще не отъехала.

Я больше не могла подавать ему знаки. Теперь он должен принять решение, что ему сделать, чтобы поговорить со мной тайком. Он знает, куда я хожу и в какое время.

На следующий день матери не было дома, отец поехал с ней в город, брат был со своей женой, а Кайнат занята в конюшне и с маленькими сестричками. Я была одна, чтобы отправиться за травой для кроликов. Четверть часа пешком, и вот Файез оказался там, прямо передо мной. Он скрытно шел за мной и поздоровался.

Его присутствие буквально свело меня с ума. Я смотрела вокруг, боясь, что может появиться мой брат или какая-нибудь деревенская женщина. Никого не было, но я поспешила укрыться за высоким склоном дороги, и Файез пошел за мной. Мне было стыдно, я смотрела под ноги, одергивала свое платье и теребила пуговицы кофты, я не знала что сказать. Он встал в самоуверенную позу, в зубах он держал зеленый стебель пшеницы, и стал меня расспрашивать:

— Почему ты не выходишь замуж?

— Мне надо встретить мужчину всей моей жизни, а, кроме того, прежде должна выйти замуж моя сестра.

— Твой отец говорил с тобой?

— Он сказал мне, что твой отец приходил к нему, еще давно.

— Тебе хорошо живется дома?

— Он побьет меня, если увидит с тобой.

— Ты хочешь, чтобы мы поженились?

— Но прежде надо, чтобы вышла замуж сестра...

— Ты боишься?

— Да, очень. Мой отец злой. Это опасно и для тебя также. Мой отец может избить меня, да и тебя заодно.

Он остался спокойно стоять позади склона, а я тем временем быстро набирала траву. Он как будто ждал меня, в то время как прекрасно знал, что я не могу вернуться в деревню с ним.

«Оставайся здесь, а я вернусь в деревню одна»,— и я быстро пошла по направлению к дому, гордая за себя. Я хотела, чтобы у него осталось обо мне хорошее впечатление, чтобы он понял, что я умная девушка. Я должна очень бережно относиться к своей репутации по отношению к нему, ведь это я его завлекла.

Я никогда еще не была так счастлива. Быть с ним, так близко, несколько минут, какое чудо! Я ощущала счастье всем своим телом, даже не в состоянии в тот момент дать ему определение. Я очень наивна, и образование у меня не больше, чем у козы, но это ощущение чуда было сродни ощущению свободы моего сердца и моего тела. В первый раз в жизни я была кем-то, потому что я сама решила сделать то, что сделала. Я живая. Я не подчинилась ни отцу, ни кому-либо другому. Наоборот, я ослушалась.

Моя память об этих моментах и тех, которые последуют, довольно ясная. До того момента она почти не существовала. Я не видела себя, не знала, на что я похожа, была ли я красивой или нет. У меня не было осознания того, что я человеческое существо, что я думаю, имею чувства. Я испытывала только страх, испытывала жажду, когда было жарко, страдание и унижение, когда меня привязывали, как скотину, в конюшне и били до потери сознания. Испытывала ужас от ожидания быть задушенной или сброшенной в колодец. Я покорно сносила столько ударов. Даже если отец не мог быстро бегать, чтобы догнать нас, он всегда находил способ, как нас схватить. Ему было легко ударить меня головой о край ванны, потому что я выливала в нее воду. Очень просто ударить меня тростью по ногам, если я подаю чай слишком поздно. Когда живешь, таким образом, нет времени подумать о себе. Мое первое настоящее свидание с Файезом на зеленом пшеничном поле впервые в жизни дало мне ощущение того, что я существую. Что я женщина, страстно желающая обрести того, кого люблю, за которого решила выйти замуж любой ценой.

На следующий день на той же дороге он ждал, когда я пройду на пастбище, и пошел за мной.

— А ты засматривалась на других парней?

— Нет, никогда.

— Ты хочешь, чтобы я поговорил с твоим отцом о свадьбе?

Я готова была целовать ему ноги за эти слова. Я хотела, чтобы он пошел немедленно, сию же минуту, чтобы он бегом побежал к своему отцу и сказал, что он, Файез, не может больше ждать, что надо просить моих родителей, что принести за меня золото и драгоценности и готовить грандиозный праздник.

«Я дам тебе знак для следующего раза, но не надевай свою красную кофту, она слишком заметна издали, это опасно».

Дни проходили, солнце вставало и садилось, утром и вечером я поджидала сигнала от него на террасе. Теперь я была уверена, что он влюблен. На наше последнее свидание он не пришел. Я ждала его довольно долго, более четверти часа, с риском опоздать домой и быть застигнутой отцом. Я была обеспокоена и несчастна, но зато в следующий раз он пришел. Я издалека увидела, как он идет по дороге, он сделал мне знак спрятаться в глубине поля, за склон дороги, где никто не мог нас увидеть из-за высокой травы.

— Почему ты не пришел?

— Я пришел, но спрятался подальше, чтобы посмотреть, не встречаешься ли ты с кем другим.

— Я не смотрю ни на кого.

— Парни свистят, когда ты проходишь мимо.

— Мои глаза не глядят ни вправо, ни влево. Я честная девушка.

— Теперь я знаю. Я виделся с твоим отцом. Мы скоро поженимся.

Он это сделал, он ходил к моему отцу после второго свидания. И даже если дата еще не назначена, год не закончится, как я выйду замуж.

В тот день была хорошая погода, тепло, инжир еще не созрел, но я была уверена, что не дождусь и начала лета и периода жатвы, как моя мать будет готовить горячий воск, чтобы удалить мне волосы. Файез подошел ко мне близко-близко. Я закрыла глаза, мне было немного страшно. Я почувствовала, как его рука обвилась вокруг моей шеи, и он поцеловал меня в губы.

Я тут же его оттолкнула, не говоря ни слова, но своим жестом я хотела сказать: «Осторожно. Не иди дальше».

«До завтра. Подожди меня, но не на дороге, это слишком опасно. Спрячься здесь, в овраге. Я найду тебя после работы».
Продолжение следует...

Отредактировано Fayoli Evans (07-03-2010 23:53:18)

Секрет.
Часть 2.
Он ушел первый. Я подождала, чтобы он отошел достаточно далеко, прежде чем возвращаться домой, но на этот раз я чувствовала себя очень возбужденной. Этот первый в моей жизни поцелуй перевернул во мне всё. И на следующий день мое сердце трепетало, когда я видела из своего укрытия, как он подходит ко мне. Дома у меня никто даже не догадывался о моих тайных свиданиях. Иногда по утрам моя сестра шла со мной вместе пасти овец и коз, но чаще всего она занималась конюшней и домом, и я после обеда оставалась одна. Весной трава высокая, и надо использовать ее, чтобы пасти овец, именно им я обязана той легкости, с которой я выходила из дома одна. Это была ложная свобода, которую мне предоставляла семья, потому что отец тщательно следил, когда я ухожу и когда возвращаюсь. Деревня, соседи — всё так же на страже, чтобы напомнить мне, что я не имею права ни на шаг в сторону. С террасы я общалась с Файезом невидимыми знаками. Кивок головы, и я знала, что он придет. А если он садится в машину очень быстро, не взглянув на меня, это значило, что он не придет. В тот день я знала, что он придет, он подтвердил мне. И у меня было огромное чувство, что произойдет что-то необыкновенное.

Я опасалась, что Файезу захочется чего-то большего, чем поцелуй, и в то же время мне этого хотелось, пусть даже я не знала, что меня ждет. Я боялась, что если он попытается зайти слишком далеко, я оттолкну его, а он рассердится. И в то же время я ему доверяла, потому что он хорошо знал, что я не имею права позволить ему дотрагиваться до себя до свадьбы. Ведь он прекрасно знает, что я не шармута. И он пообещал на мне жениться. И все же мне было страшно находиться здесь, на лугу, одной со своим стадом. Спрятавшись в высокой траве, я следила за овцами и в то же время наблюдала за дорогой. Никого не было видно. Луг был чудесный, цветущий. Бараны в это время года спокойные, они все время едят, потому что травы полно, ее не надо искать, не то, что в разгар лета, когда трава редкая и высохшая.

Я ждала его с левой стороны, но Файез появился неожиданно для меня с другой стороны. Это хорошо, что он соблюдает осторожность, чтобы его никто на заметил, он заботится обо мне. Он был такой красивый. На нем были облегающие брюки от талии до колен, расклешенные книзу. Это по моде для мужчин, которые одеваются по-современному, на западный манер. На нем был надет белый свитер с длинными рукавами и острым вырезом, через который были видны волосы на его груди. По сравнению со мной он выглядел элегантно и даже шикарно. Я послушала его и не надела свою красную кофту, из-за которой меня можно узнать издалека. На мне было серое платье и серые шаровары. Но моя одежда была тщательно выстирана, ведь от работы она скоро становилась грязной. Волосы я убрала под белый платок, и все же мне было жаль, что я не надела красную кофту, мне хотелось выглядеть получше.

Мы сели на землю, и он обнял меня. Он положил руку мне на бедро, но я не позволила. Он рассердился. Глядя мне в глаза, он зло бросил: «Почему ты не хочешь? Разреши мне!»

Я так испугалась, что он уйдет, что он найдет кого-нибудь еще... Ведь он может это сделать в любой момент, он красивый мужчина, мой будущий муж. Я его люблю, я никому не хочу его уступать, мне очень страшно, но еще больше я боюсь его потерять. Он моя единственная надежда. Значит, я позволю ему это делать, даже не зная, что со мной произойдет и до чего он дойдет. Вот он передо мной, он хочет до меня дотронуться, остальное не в счет. Солнце скоро начнет клониться к закату, стало чуть прохладнее, у меня осталось совсем немного времени до возвращения со стадом домой. Он повалил меня на траву и делал со мной все что хотел. Я не говорила ни слова, не сопротивлялась ни единым жестом. Он не был неистовым, он не брал меня силой, он очень хорошо знал свое дело. Вдруг меня пронзила боль. Я ее не ожидала, но не из-за нее я расплакалась. Я не сказала ничего ни до, ни после, да он и не спрашивал, почему я плачу. А я и сама не знала, почему у меня так льются слезы. Если бы он меня спросил, я даже не знала бы, что ответить. Я не хотела. Я была девственницей и не знала ничего о любви между мужчиной и женщиной, никто мне об этом не рассказывал. Я только знала с детства, что у женщины должна появиться кровь, когда она со своим мужем. С моего молчаливого согласия он сделал все так, что у меня появилась кровь, вот почему у него был несколько удивленный вид, как будто он этого не ожидал. Неужели он думал, что я уже делала это с другими мужчинами? Потому что я пасла овец на лугу совсем одна? Ведь он сам сказал, что следил за мной, и убедился, что я серьезная девушка. Я не смела, взглянуть ему в лицо, мне было стыдно. Он поднял меня за подбородок и сказал:

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

В тот момент я не поняла, что он очень гордился собой. Я осознала это гораздо позднее, когда упрекала его в том, что он засомневался в моей честности, что использовал меня, хотя прекрасно понимал, чем я рискую. Я не хотела заниматься с ним любовью тайком, в овраге, я хотела того же, чего хотят все девушки из моей деревни. Выйти замуж, удалить волосы, как положено, надеть красивое платье и пойти спать к нему в дом. Я хотела, чтобы на рассвете он показал всем людям белую простыню с красным пятном. Я хотела услышать восторженные возгласы женщин. Он же воспользовался моим страхом, он знал, что я уступлю ему, чтобы только не потерять его.

Я отбежала подальше, спряталась, чтобы стереть кровь с ног и одеться, как полагается, а он в это время спокойно надевал свои вещи. Потом я умоляла его не бросать меня и сделать свадьбу как можно скорее. Девушка, потерявшая невинность,— это очень серьезно, для нее все кончено.

— Никогда я тебя не брошу.

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю. А теперь возвращайся домой, смени одежду и веди себя так, как будто ничего не произошло. Главное, не плачь дома.

Он ушел раньше меня. Я больше не плакала, но чувствовала себя совершенно больной. Какая омерзительная эта кровь. Заниматься любовью с мужчиной — это совсем не подарок. Мне было больно, я чувствовала себя грязной, у меня не было воды, чтобы вымыться, я могла вытереться только травой, в животе у меня все горело, а мне надо было еще собрать овец и возвращаться домой в испачканных шароварах. Надо будет постирать все тайком. Быстро шагая по дороге, я думала о том, что крови больше не будет, но спрашивала себя, будет ли всегда так больно, когда я буду со своим мужем? Неужели будет всегда так противно, как сегодня?

Придя, домой, я думала, все ли в порядке с моим лицом? Я не плакала, но внутри мне было очень больно, и от этого было страшно. Я вполне осознавала, что я наделала. Я не буду в безопасности, если не выйду замуж. В первую брачную ночь я не буду девственницей. Но это не так важно, ведь он знает, что я была девственницей с ним. Как-нибудь выкручусь, порежу себя ножом, испачкаю кровью свадебную простыню. И буду, как все остальные женщины.

Я прождала три дня. Подглядывала с террасы, чтобы Файез подал мне знак о свидании. На этот раз он увел меня в маленькое укрытие из камней на другом краю поля. Обычно там пережидают дождь. В этот раз у меня не было крови. Мне все еще было больно, но уже не так страшно. Он вернулся ко мне, и это было для меня самое главное. Он был со мной, и я любила его еще сильнее. Мне было не важно, что он делает с моим телом, я любила его в голове. Он — вся моя жизнь, вся моя надежда покинуть дом моих родителей, стать женщиной, которая идет по улице с мужчиной, которая садится рядом с ним в машину, едет в магазин покупать платья и туфли, едет в город.

Я была очень счастлива, быть с ним, принадлежать ему... Он настоящий мужчина. Я видела, что для него это не впервые, он хорошо знал, что надо делать. Но я верила его словам о свадьбе, что он пока не знает когда она будет, а я тем более, но я не задавала ему лишних вопросов. В глубине души я не сомневалась в нем.

Но пока мы ждем, надо быть очень осторожной, чтобы никто меня не заподозрил. На следующее свидание я пойду другой дорогой. Я рассчитаю дополнительное время, которое мне понадобится, а пока воздержусь выходить одна через железные ворота. Дождусь, когда можно будет пойти с матерью или сестрой. По утрам я всегда поджидала, когда Файез выходил из дома. Как только заслышу шаги по гравию, быстро подходила к цементной стене. Если на улице был кто-то еще, я поворачивалась спиной; если никого не было, я ждала знака. С тех пор, как я потеряла невинность, было уже два свидания. Мы не могли видеться каждый день, это было бы неосторожно. Знак о третьем свидании я получила только через шесть дней. Я очень боялась, но испытывала к нему полное доверие. Выйдя из деревни, я следила за малейшим шумом. Я старалась не оставаться на краю поля. Я ждала, сидя со своей пастушеской палкой на траве в овраге, смотрела на пчел, ползающих по диким цветкам, и мечтала о том скором дне, когда уже не буду приглядывать за овцами и козами, когда не буду выносить навоз из конюшни. Он придет, он меня любит. Когда он соберется уходить, я скажу ему, как в первый и как во второй раз: «Не покидай меня».

Мы занимались любовью в третий раз. Солнце было желтым, мне пора было возвращаться доить коров и овец. Я сказала:

— Я люблю тебя, не покидай меня. Когда ты вернешься?

— Мы не можем видеться часто. Надо подождать немного. Надо соблюдать осторожность.

— До каких пор?

— До тех пор, пока я не подам тебе знак.

К этому моменту моя история любви продолжалась уже две недели, срок для трех свиданий на лугу среди овец. Файез был прав: надо соблюдать осторожность, а я должна быть терпеливой и ждать, когда мои родители будут говорить со мной, как они говорили со старшей сестрой Нурой. Отец не сможет больше ждать, чтобы прежде выдать замуж Кайнат! Поскольку Файез сватался ко мне, а она уже старая дева двадцати лет, отец вполне может избавиться от меня, у него есть еще две дочери! Хадижа и Салима, маленькие сестрички, будут работать в свою очередь с матерью, и заниматься стадом и сбором урожая. Фатьма, жена моего брата, опять беременна и должна скоро родить. Она тоже может работать. Я всегда со страхом ждала решения своей судьбы, потому что от меня ничего не зависело. Но я ждала слишком долго. Дни шли, а Файез не подавал мне знака. Тем не менее, я надеялась каждый вечер, что он вдруг появится ниоткуда, как он умел это делать, слева или справа от оврага, где я укрывалась.

Однажды утром я странно почувствовала себя в конюшне.

От запаха навоза у меня закружилась голова. Я готовила еду, и меня затошнило от баранины. Я нервничала, мне хотелось беспричинно плакать и спать. Каждый раз, когда Файез выходил из дома, он смотрел в другую сторону, не подавая мне никакого знака. Время тянулось долго, очень долго, и я не знала, когда у меня были последние месячные и когда должны начаться следующие. Я вспомнила, как мать спрашивала мою сестру Нуру:

— Месячные пришли?

— Да, мама.

— Ну, значит, в этот раз не получилось.

Или еще: «У тебя не пришли месячные? Очень хорошо, значит, ты забеременела!»

А мои месячные так и не пришли. Я проверяла по нескольку раз на дню. Каждый раз, идя в туалет, я украдкой проверяла, нет ли крови. Иногда я чувствовала себя так странно, что надежда возвращалась. Но каждый раз ничего не было. И мне становилось так страшно, что этот страх будто сжимал мне горло, как будто меня сейчас стошнит. Я чувствовала себя по-другому, не так как прежде, у меня не было желания работать, подниматься. Мой характер изменился.

Я пыталась найти причину, по мимо самой худшей. Я спрашивала себя, не шок ли от потери девственности так меняет натуру девушки.

Возможно, месячные в этом случае не приходят сразу? Я ни к кому не могла обратиться за советом, самый невинный вопрос на эту тему навлек бы на мою голову гром и молнии.

И я думала об этом постоянно, весь день, и особенно вечером, когда засыпала рядом с моими сестрами. Если я забеременела, отец задушит меня бараньей шкурой. Каждое утро я просыпалась, радуясь, что еще жива.
Продолжение следует...